Любимые стихи :: Борис Пастернак

Ты сейчас вся огонь, вся горенье,

Дай запру я твою красоту

В темном тереме стихотворенья.

Огневой кожурой абажура

Конура, край стены, край окна,

Наши тени и наши фигуры.

Под себя их поджав по-турецки.

Все равно, на свету, в темноте,

Ты всегда рассуждаешь по-детски.

Горсть на платье скатившихся бусин.

Слишком грустен твой вид, чересчур

Разговор твой прямой безыскусен.

Я придумаю кличку иную.

Для тебя я весь мир, все слова,

Если хочешь, переименую.

Чувств твоих рудоносную залежь,

Сердца тайно светящийся пласт?

Ну так что же глаза ты печалишь?

Где даль пугается, где дом упасть боится,

Где воздух синь, как узелок с бельем

У выписавшегося из больницы.

Оставленный звездой без продолженья

К недоуменью тысяч шумных глаз,

Бездонных и лишенных выраженья.

И ветер, жалуясь и плача,

Раскачивает лес и дачу.

Не каждую сосну отдельно,

А полностью все дерева

Со всею далью беспредельной,

Как парусников кузова

На глади бухты корабельной.

И это не из удальства

Или из ярости бесцельной,

А чтоб в тоске найти слова

Тебе для песни колыбельной.

В работе, в поисках пути,

В сердечной смуте.

До оснований, до корней,

Жить, думать, чувствовать, любить,

Я написал бы восемь строк

О свойствах страсти.

И повторял ее имен

Всей дрожью жилок

Цвели бы липы в них подряд,

Гуськом, в затылок.

Луга, осоку, сенокос,

Фольварков, парков, рощ, могил

Напев мой опечатан пломбой

Меня в толпе сухих коллег.

Я смок до нитки от наитий,

И север с детства мой ночлег.

Стихами отягченных губ,

С порога смотрит исподлобья,

Как ночь, на обьясненья скуп.

Но одному ему вдогад,

Зачем, ненареченный некто,-

Я где-то взят им напрокат.

О всех в кругу моем,

Ты стала усыпальницей

Им посвящая стих,

За совесть и за страх

Стоишь могильной урною,

Покоящей их прах.

Тебя склонили ниц.

Ты пахнешь пылью трупною

Мертвецких и гробниц.

Всё, виденное здесь,

Перемолов, как мельница,

Ты превратила в смесь.

Всё бывшее со мной,

Как сорок лет без малого,

В погостный перегной.

О, если забудется, пленница лет.

По мнению многих, душа и паломница,

По-моему,- тень без особых примет.

Утопленница, даже если – в пыли,

Ты бьешься, как билась княжна Тараканова,

Когда февралем залило равелин.

Кляня времена, как клянут сторожей,

Стучатся опавшие годы, как листья,

В садовую изгородь календарей.

Я помню дни солнцеворота,

И каждый был неповторим

И повторялся вновь без счета.

Тех дней единственных, когда

Нам кажется, что время стало.

Зима подходит к середине,

Дороги мокнут, с крыш течет

И солнце греется на льдине.

Друг к другу тянутся поспешней,

И на деревьях в вышине

Потеют от тепла скворешни.

Ворочаться на циферблате,

И дольше века длится день,

И не кончается объятье.

Свеча горела на столе,

Слетались хлопья со двора

Кружки и стрелы.

Свеча горела на столе,

Скрещенья рук, скрещенья ног,

Со стуком на пол.

И воск слезами с ночника

На платье капал.

Свеча горела на столе,

Вздымал, как ангел, два крыла

Свеча горела на столе,

Под хлопанье крыльев, плеск и клекот.

Я вытянул руки, я встал на носки,

Рукав завернулся, ночь терлась о локоть.

И волны.- И птиц из породы люблю вас,

Казалось, скорей умертвят, чем умрут

Крикливые, черные, крепкие клювы.

Пылали кубышки с полуночным дегтем.

И было волною обглодано дно

У лодки. И грызлися птицы у локтя.

Казалось, покамест птенец не накормлен,

И самки скорей умертвят, чем умрут

Рулады в крикливом, искривленном горле.

Жуками сыплет сонный сад.

Со мной, с моей свечою вровень

Миры расцветшие висят.

Я в эту ночь перехожу,

Где тополь обветшало-серый

Завесил лунную межу.

Где шепчет яблони прибой,

Где сад висит постройкой свайной

И держит небо пред собой.

А ты прекрасна без извилин,

И прелести твоей секрет

Разгадке жизни равносилен.

И шелест новостей и истин.

Ты из семьи таких основ.

Твой смысл, как воздух, бескорыстен.

Словесный сор из сердца вытрясть

И жить, не засоряясь впредь,

Все это – не большая хитрость.

Топтать тоску, не знать ботинок,

Пугать ежей, платить добром

За зло брусники с паутиной.

Лазурь с отскоку полосуя:

“Так это эхо?” – и к концу

С дороги сбиться в поцелуях.

К закату знать, что солнце старше

Тех звезд и тех телег с овсом,

Той Маргариты и корчмарши.

На бурю слез в глазах валькирий,

И, в жар всем небом онемев,

Топить мачтовый лес в эфире.

Событья лет, как шишки ели:

Шоссе; сошествие Корчмы;

Светало; зябли; рыбу ели.

Я шел и пал без сил. Когда-то

Давился город лебедой,

Купавшейся в слезах солдаток.

В огнях баклаг и бакалеен,

Наверное и он – старик

И тоже следом околеет”.

И умирал и возвращался

К ее рукам, как бумеранг,

И – сколько помнится – прощался.

Квартиры, наводящей грусть.

Войду, сниму пальто, опомнюсь,

Огнями улиц озарюсь.

Пройду насквозь, пройду, как свет,

Пройду, как образ входит в образ

И как предмет сечет предмет.

Врастающей в заветы дней,

Зовется жизнию сидячей,-

И по такой, грущу по ней.

Пахнут деревья и дома.

Опять направо и налево

Пойдет хозяйничать зима.

Наступит темень, просто страсть.

Опять научит переулки

Охулки на руки не класть.

Опять укроет к утру вихрь

Осин подследственных десятки

Сукном сугробов снеговых.

Услышу и вложу в слова,

Как ты ползешь и как дымишься,

Встаешь и строишься, Москва.

Тех ради будущих безумств,

Что ты, как стих, меня зазубришь,

Как быль, запомнишь наизусть.

Не собирай их в складки.

Разбередишь присохший струп

Мы провода под током.

Друг к другу вновь, того гляди,

Нас бросит ненароком.

Быть женщиной — великий шаг,

Сводить с ума — геройство.

Спины, и плеч, и шеи

И так с привязанностью слуг

Весь век благоговею.

Меня кольцом тоскливым,

Сильней на свете тяга прочь

И манит страсть к разрывам.

Кроме сумерек. Один

Зимний день в сквозном проеме

Быстрый промельк моховой,

Только крыши, снег, и, кроме

Крыш и снега, никого.

И опять завертит мной

И дела зимы иной.

И окно по крестовине

Сдавит голод дровяной.

Пробежит сомненья дрожь,-

Тишину шагами меря.

Ты, как будущность, войдешь.

В чем-то белом, без причуд,

В чем-то, впрямь из тех материй,

Из которых хлопья шьют.

Когда пускался на дебют,

Что строчки с кровью – убивают,

Нахлынут горлом и убьют!

Я б отказался наотрез.

Начало было так далеко,

Так робок первый интерес.

Взамен турусов и колес

Не читки требует с актера,

А полной гибели всерьез.

Оно на сцену шлет раба,

И тут кончается искусство,

И дышат почва и судьба.

Все ожило, все дышит, как в раю.

Всем роспуском кистей лиловогроздыx

Сирень вбирает свежести струю.

Дождь заливает кровель желоба,

Но все светлее неба переxоды,

И высь за черной тучей голуба.

Со всеx вещей смывает грязь и пыль.

Преображенней из его красильни

Выxодят жизнь, действительность и быль.

Пронесшейся грозой уxодит вспять.

Столетье вышло из его опеки.

Пора дорогу будущему дать.

Для новой жизни очищают путь,

А откровенья, бури и щедроты

Душе воспламененной чьей-нибудь.

Завалит скаты крыш.

Пойду размять я ноги:

За дверью ты стоишь.

Без шляпы, без калош,

Ты борешься с волненьем

И мокрый снег жуешь.

Уходят вдаль, во мглу.

Одна средь снегопада

Стоишь ты на углу.

По рукаву в обшлаг,

И каплями росинки

Сверкают в волосах.

Косынка, и фигура,

В твоих глазах тоска,

И весь твой облик слажен

Из одного куска.

Обмокнутым в сурьму,

Тебя вели нарезом

По сердцу моему.

Смиренье этих черт,

И оттого нет дела,

Что свет жестокосерд.

Вся эта ночь в снегу,

И провести границы

Меж нас я не могу.

Когда от всех тех лет

А нас на свете нет?

Ивы нависли, целуют в ключицы,

В локти, в уключины – о погоди,

Это ведь может со всеми случиться!

Это ведь значит – пепел сиреневый,

Роскошь крошеной ромашки в росе,

Губы и губы на звезды выменивать!

Руки сплести вкруг Геракла громадного,

Это ведь значит – века напролет

Ночи на щелканье славок проматывать!

К белым звездочкам в буране

Тянутся цветы герани

За оконный переплет.

Всё пускается в полет,-

Черной лестницы ступени,

Словно падают не хлопья,

А в заплатанном салопе

Сходит наземь небосвод.

С верхней лестничной площадки,

Крадучись, играя в прятки,

Сходит небо с чердака.

Не оглянешься – и святки.

Только промежуток краткий,

Смотришь, там и новый год.

В ногу с ним, стопами теми,

В том же темпе, с ленью той

Или с той же быстротой,

Может быть, проходит время?

Следуют, как снег идет,

Или как слова в поэме?

Снег идет, снег идет,

Друзья и ты в их шутовской гурьбе,

И, как с небес добывший крови сокол,

Спускалось сердце на руку к тебе.

И, поволокой рамы серебря,

Заря из сада обдавала стекла

Кровавыми слезами сентября.

Как лед, трещал и таял кресел шелк.

Вдруг, громкая, запнулась ты и стихла,

И сон, как отзвук колокола, смолк.

Рассвет, и ветер, удаляясь, нес,

Как за возом бегущий дождь соломин,

Гряду бегущих по небу берез.

От ненастья мы ищем защиты.

Наши плечи покрыты плащем,

Вкруг тебя мои руки обвиты.

Не плющем перевиты, а хмелем.

Ну, так лучше давай этот плащ

В ширину под собою расстелим.

Несли ненастья, сны несли.

Как крылья, отрастали беды

И отделяли от земли.

Меня фата обволокла.

Напутствуем вином в стаканах,

Игрой печальною стекла,

Студит объятие орла.

Дни далеко, когда предтечей,

Любовь, ты надо мной плыла.

На то и прелесть высоты,

Что, как себя отпевший лебедь,

С орлом плечо к плечу и ты.

Последнее обновление: 01 сентября 2008 12:32